Далеко, в своем мире, Волк убивал людей. Он был доволен. Он был растерян. Мечтал о чем‑то и понимал, что мечта его смешна и несбыточна. Был счастлив. И сердце его кровоточило.
небольшой POV.
...Все, что было у меня в голове: «Только бы с ним ничего не случилось».
Я боялся его. Всем своим существом. Презирал и обожал. Каждая клетка кожи желала трахнуть его и тут же сбежать.
Но почему, внутри все сжалось так, что каждый едва различимый вдох кажется испытанием, похожим на изнурительную пытку? Во рту все пересохло, губы, скулы, брови постоянно подрагивают. Меня трясет так, что кажется, будто произойдет землетрясение.
Я безумно напуган. До одури, вашу мать. И это злит. А злость еще больше пугает.
Я совсем не плачу. Хотя глаза влажные и, вот-вот, кажется, что все поплывет, и небо смешается с землей.
Прикасаюсь пальцами к губам, чуть царапая. Руки дрожат как у конченного алкоголика. А каждый раз, когда пытаюсь унять дрожь, она лишь сильнее впивается в меня.
Тяжело и сбивчиво дышу, с едва различимым хрипом.
Блять. Как же я боюсь. Боюсь увидеть его окровавленное тело, безжизненное пустое выражение лица с застывшим ужасом, или улыбкой. Я охуенно боюсь потерять. Готов выть на луну, проповедовать прелести морали и уверовать в религию, только пусть этот мелкий засранец будет жив.
Мне в жизни не было так страшно. Каждая секунда потерянного времени врывается под кожу, разрывая вены одну за одной, голова раскалывается от пустоты мыслей. От пустоты одной мысли. «Только бы он был в порядке».
Безумство окутывает. Я почти уверен, что смогу свернуть горы, взлететь на небеса или спуститься в ад, чтобы вернуть его. Я изобрету живительную воду, если понадобится. Все что угодно, лишь бы с ним все было хорошо.
Не знаю, насколько канон. Но я вижу это так.
...Все, что было у меня в голове: «Только бы с ним ничего не случилось».
Я боялся его. Всем своим существом. Презирал и обожал. Каждая клетка кожи желала трахнуть его и тут же сбежать.
Но почему, внутри все сжалось так, что каждый едва различимый вдох кажется испытанием, похожим на изнурительную пытку? Во рту все пересохло, губы, скулы, брови постоянно подрагивают. Меня трясет так, что кажется, будто произойдет землетрясение.
Я безумно напуган. До одури, вашу мать. И это злит. А злость еще больше пугает.
Я совсем не плачу. Хотя глаза влажные и, вот-вот, кажется, что все поплывет, и небо смешается с землей.
Прикасаюсь пальцами к губам, чуть царапая. Руки дрожат как у конченного алкоголика. А каждый раз, когда пытаюсь унять дрожь, она лишь сильнее впивается в меня.
Тяжело и сбивчиво дышу, с едва различимым хрипом.
Блять. Как же я боюсь. Боюсь увидеть его окровавленное тело, безжизненное пустое выражение лица с застывшим ужасом, или улыбкой. Я охуенно боюсь потерять. Готов выть на луну, проповедовать прелести морали и уверовать в религию, только пусть этот мелкий засранец будет жив.
Мне в жизни не было так страшно. Каждая секунда потерянного времени врывается под кожу, разрывая вены одну за одной, голова раскалывается от пустоты мыслей. От пустоты одной мысли. «Только бы он был в порядке».
Безумство окутывает. Я почти уверен, что смогу свернуть горы, взлететь на небеса или спуститься в ад, чтобы вернуть его. Я изобрету живительную воду, если понадобится. Все что угодно, лишь бы с ним все было хорошо.
Не знаю, насколько канон. Но я вижу это так.